Родители и дети. Что в имени тебе моем?
К примеру, подзывая ребенка, мы оба, мама и папа, скорее выберем фразу «Иди ко мне!», нежели «Иди к мамочке (папочке)!» Или, допустим, никто из нас, взрослых, при общении с ребенком не скажет о себе: «Мамочка идет гулять!» или «Папочка хочет кушать!»
И вот уже мы имеем то, что имеем. Насколько такое положение дел хорошо или плохо, — в представленном наблюдении. «Подумайте сами, — взывает к моему разуму психолог, — разве правильно, что собственный ребенок называет Вас по имени? А почему не мамой?! Мама же несравнимо больше!» И вот я невольно соглашаюсь: «В самом деле, что за вольнодумство?! Совсем народ распустила своими демократическими флуктуациями! Айда все обратно в лоно патерналистского матриархата!» И чем больше я морально готова завинтить гайки, тем больше препон возникает на этом тернистом пути. Так, например, увещеваю я своего семилетнего сына: «Как ты не понимаешь, я тебе не Инна! Инна я для других, а для тебя мама! « Слышу в ответ чуть ли не обиженное: «Нет, это как ты не понимаешь, что Инна гораздо больше, чем мама! Мама есть у всех, а Инна — только ты у меня одна!» И что тут скажешь? Оставила выяснение до лучших времен. А вчера мой ребенок сам пошел укладывать меня спать. Милосердно предложил: «Давай сегодня я тебе расскажу сказку, а то ты, наверное, устала. „Машу и Медведь“ хочешь?» Я благодарно кивнула. Макс величаво начал: «Значит, дело было так: жила-была бабушка. Ну, вообще-то, с дедушкой она жила. И еще внучка Машенька у них была… Ну, и вот послала мама Машеньку в лес. А та пошла и заблудилась. Зашла по ошибке к медведям, а там уже устроила бардак! Ела, пила все чужое и спала на всех кроватях, представляешь?! А потом медведи пришли и сказали ей: „Теперь все здесь убери, что натворила. И вообще будешь у нас теперь служанкой“. А Маша хитрая была, напекла корзину пирожков, залезла вовнутрь, а Медведю велела пирожки бабушке нести. И вот этот Медведь и доставил в целости и сохранности ее обратно к бабушке, сам того не зная… Ну, что, Инна, ты все поняла?» От подобной творческой переработки всех известных ему сказок с участием Маш и Медведей сон мой бежал прочь и как-то даже вприпрыжку. Решив, что лучше будет, если сам Макс разберется во всех нюансах ирландского рагу, которое только что представил на мой суд, я начала с самого начала: «Макс, я не до конца уловила. Маша с кем жила: с бабушкой или с мамой? А то вроде была бабушка, а потом вдруг появилась какая-то мама, которая ее послала зачем-то в лес. Что-то здесь не так, ты не находишь?» Макс удивляется моей негибкости: «А что здесь непонятно? Ее бабушка ведь была когда-то молодая! Так вот, когда она была молодая, она и родила Машу, была ей мамой! А потом она состарилась и стала бабушкой! Теперь поняла?!» И здесь я впервые ощутила прилив вдохновения от нашей с ним ненормальности и способности противостоять общепринятому. Нет, разве не восхитительно, что сознание его прочно оккупировано Инной?! А то ведь живешь себе, живешь и даже не подозреваешь, в какой момент незаметно для себя переходишь Рубикон в восприятии собственного ребенка и вдруг превращаешься в бабушку. На этой благополучной ноте все другие проблемы и нестыковки растаяли сами собой, как талый снег под теплыми и радостными лучами весеннего солнца.
